Тынянов Юрий Николаевич: различия между версиями

1920-е годы — время, когда переоценивались и нередко отвергались дореволюционные литературные традиции и авторитеты. Тынянов написал в этот период цикл статей о развитии литературы, который во многом изменил представление о сущности литературного процесса. В своей первой книге, «Достоевский и Гоголь...», он решил обосновать тезис о том, что эволюция в литературе происходит не поступательно, как считалось ранее, а связана с борьбой старых и новых тенденций. Согласно этой теории, противоборство нового и старого не всегда заметно, но именно оно объясняет резкость переходов от одного направления к другому, часто казавшуюся удивительной и непонятной. Однако наличие борьбы нового со старым не отменяет того, что новое направление обязано своим существованием старому: для Тынянова литературная преемственность — это сначала разрушение старого здания, а затем строительство нового из старых элементов. Так, Ф. М. Достоевского было принято считать продолжателем традиций Н. В. Гоголя. Тынянов доказывал в своей статье, что Достоевский в повести «Село Степанчиково и его обитатели» выступает не как ученик и последователь Гоголя, а как его оппонент. Он использует образ невежественного тирана, ханжи-морализатора и графомана Фомы Опискина для создания пародии на гоголевские «Выбранные места из переписки с друзьями», и пародия служит способом смещения прежней литературной системы. Но несмотря на то, что Достоевский пародирует Гоголя, он отталкивается от того, что было сделано Гоголем, и всё равно является его преемником. Другие статьи этого цикла: «Литературное сегодня», «Промежуток», «Литературный факт» (все — 1924), «О литературной эволюции» (1927), «Архаисты и новаторы» (1929).

Переход в ряды писателей для Тынянова, по его свидетельству, был непрост, хотя и приближал его к практическому изучению объекта своих научных исследований. До революции теоретики и историки литературы рассматривали занятие беллетристикой как трату времени на нечто несерьезное, второстепенное и даже как измену академической науке. После наступивших в стране перемен у писателей и поэтов появились новые темы, новый стиль общения с читателем. Литература в буквальном смысле «ушла в народ»: мастера слова читали свои произведения в клубах и на площадях. Становилось всё более очевидно, что эта новая литература требует и новых методов ее изучения. Для Тынянова таким методом стала проверка теоретических изысканий на практике. Она позволила ему осознать и другое: литературная деятельность, в свою очередь, помогает лучше понять суть многих исторических явлений, так как «художественная литература отличается от истории не “выдумкой”, а бóльшим, более близким и кровным пониманием людей и событий». Его произведения имели успех, так как базировались на глубоком знании эпохи, о которой он рассказывал.

События в этом странном мире зачастую абсурдны и обусловлены либо личными прихотями людей, обладающих безграничной властью, либо страхом перед такими людьми. Реальный человек в нем растворяется и исчезает, как исчез в рассказе «Подпоручик Киже» другой офицер, с которым случилась противоположная история: благодаря еще одной ошибке он считается умершим. Название этого рассказа стало нарицательным определением «формулы самовластия». В наши дни некоторые литературоведы высказывают предположение, что в этих трех рассказах, при абсолютном «растворении» читателя в изображаемой эпохе и виртуозном владении автора ее языком, проводится параллель с советской реальностью 1930-х годов.

В своем последнем, неоконченном романе «Пушкин» Тынянов отошел от творческих экспериментов и вернулся к стилю повествования, характерному для «Кюхли». Он задумал этот роман как завершающую часть трилогии «Кюхельбекер — Грибоедов — Пушкин». По словам В. Каверина, книга должна была стать не «романизированной биографией», а «эпосом о рождении, развитии, гибели национального поэта». Писателю удалось осуществить, вероятно, менее трети от задуманного: повествование в романе доведено до 1820 года, до первой ссылки Пушкина. Первые две части романа, «Детство» и «Лицей», печатались в «Литературном современнике» в 1935-37 годах.