|
|
| Строка 181: |
Строка 181: |
|
| |
|
|
| |
|
| Корней Иванович Чуковский — один из тех поэтов, которые принесли советской детской литературе мировую славу.
| |
|
| |
| Свою деятельность на этом поприще он начал в качестве критика. Его поразило резкое несоответствие между низким уровнем литературной продукции и массовой, естественной, острой талантливостью читательской аудитории — детей. Поэтому первая его статья, посвященная детской литературе, называлась «Детский язык» (она вышла в 1907 году), а последующие написаны были о низкопробном чтиве.
| |
|
| |
| Судьба дореволюционной детской литературы всегда складывалась так, что, находясь на периферии литературы и вне литературной критики, она целиком попадала во власть критики педагогической, непрофессиональной, но самоуверенной и безапелляционной. Педагогика стремилась утвердить свой приоритет в детской книге, так как испытывала серьезное недоверие к художественной литературе вообще. Оно могло быть вызвано откровенно охранительными, реакционными тенденциями, но чаще объяснялось примитивным, дилетантским взглядом на искусство и психологию его восприятия, требуя от него непосредственной пользы, немедленного воспитательного эффекта. Против недоверия к подлинной художественности выступил Корней Чуковский. (Заметим, кстати, что эстетические позиции писателя всегда были знаменем его критической, литературоведческой и поэтической работы). Первая статья, помещенная 19-летним Чуковским в газете «Одесские новости», посвящена проблемам эстетики, общим проблемам искусства. Занимаясь творчеством великих поэтов-демократов — Уитмена, Шевченко, Некрасова, — Чуковский не уставал повторять, что стихи их хороши не потому, что они демократы, а потому что истинные поэты.
| |
|
| |
|
|
| |
|
| Строка 196: |
Строка 191: |
| </gallery></center> | | </gallery></center> |
|
| |
|
| Чуковский пытается привлечь к детской литературе талантливых писателей и художников. В «Новостях детской литературы» за сентябрь 1911 года появляется объявление: «Издательство «Шиповник» приступило к изданию двух ежемесячных журналов — детского и... медицинского. Первый, имеющий целью удовлетворить потребность детей в чтении, редактируется К. Чуковским, А. Бенуа, С. Каппельманом, 3. Гржебиным и др.»
| |
|
| |
| «Жар-птица» появилась с опозданием и не в качестве журнала, а в качестве альманаха и больше не выходила. Организовать литературные силы в интересах детей и их «потребности в чтении» не удалось.
| |
|
| |
|
|
| |
|
| Строка 210: |
Строка 202: |
|
| |
|
|
| |
|
|
| |
| И тогда, воспользовавшись советом Горького, Чуковский «решился на дерзость». Он сам стал писать «поэму для детей». «Крокодил» вышел в 1917 году. Вслед за «Крокодилом» появился «Мойдодыр» и «Тараканище» (1923), «Муха-Цокотуха», «Чудо-дерево», «Путаница», «Что сделала Мура» (1924). «Бармалей», «Телефон», «Федорино горе» (1926), «Айболит» (1929), «Краденое солнце», «Топтыгин и лиса» (1934). В тридцатые годы он писал для своих читателей прозу — повести «Солнечная» и «Гимназия» (в последующих изданиях она называлась «Серебряный герб»). В пятидесятых годах создал еще одну сказку, стихотворно-прозаическую — «Бибигон».
| |
|
| |
| Коренная и вечная проблема детской литературы — проблема читателя, определяющая ее специфику, нашла в творчестве Чуковского демократичное и новое разрешение. И произошло это потому, что к проблеме писатель подошел научно, на протяжении многих лет изучая физиологию, психологию, социальное бытие своих читателей. В результате им была написана едва ли не самая знаменитая и оригинальная его книга —- «От двух до пяти», выдержавшая только в Советском Союзе десятки изданий, имеющая миллионные тиражи. Она кончается «Двенадцатью заповедями» — поэтическим кредом Чуковского.
| |
|
| |
|
| <center><gallery perrow="" widths="180" heights="180" caption="[[Дом-музей К. И. Чуковского|Дом-музей К. И. Чуковского]]"> | | <center><gallery perrow="" widths="180" heights="180" caption="[[Дом-музей К. И. Чуковского|Дом-музей К. И. Чуковского]]"> |
| Строка 225: |
Строка 213: |
| ''Основная статья:'' [[Дом-музей К. И. Чуковского]] | | ''Основная статья:'' [[Дом-музей К. И. Чуковского]] |
|
| |
|
| Атмосфера полемики, споров, часто выходящих за рамки литературных, настойчивое желание ниспровергнуть сделанное Чуковским, а иногда и запретить его произведения, не случайны. Ибо литературная работа Чуковского — поэта, переводчика, мемуариста, критика, литературоведа, исследователя «живого как жизнь» языка всегда идет под лозунгом ниспровержения устаревших литературных канонов и лженоваторства, литературно-критических предрассудков и заблуждений.
| |
|
| |
| Писатель всегда ведет борьбу с литературной халтурой и недобросовестностью за подлинную художественность. Чуковский «вызвал из забвенья» десятки строк и стихов Некрасова, и пафосом его работы был не только исследовательский поиск, но и благородная нравственная задача — восстановить до конца доброе имя поэта, затопленное потоками клеветы его врагов, и его творчество, которое систематически и безжалостно калечила царская цензура. За книгу о Некрасове Корней Чуковский был удостоен Ленинской премии. В области теории и практики перевода он делал то же самое, что и в детской литературе, спасая мировые шедевры от нашествия непрофессионалов и халтурщиков, отстаивая и высокое искусство переводчика.
| |
| [[Файл:CHukovskij-Karikatura.jpg|330px|thumb|Карикатура: Салон ее светлости Русской Литературы / художник Ре-Ми, 1915. Подарок в день рождения (1957) Корнею Чуковскому от Вячеслава Всеволодовича Иванова (1924–2005). Плакат висит в [[Дом-музей К. И. Чуковского|кабинете Чуковского]] (Переделкино).
| |
| На плакате(слева направо): Ясинский, Боборыкин, Городецкий, Корней Чуковский, А.Н. Толстой, [[Куприн Александр Иванович|Куприн]], Скиталец, Кузьмин, [[Аверченко Аркадий Тимофеевич|Аверченко]], Тэффи, Брюсов, М. Горький, Бальмонт, Сологуб, Мережковский, Философов и др.]]
| |
|
| |
|
| {{цитата|автор=У старого сказочника / Ю. Коваль ; Детская литература. 1966. № 4 |Чуковский — огромный старик. Старик в каком-то крепком, мощном значении этого слова.| О старости он говорит часто, словно рассматривает новую, неведомую еще страну, постигать быт и законы которой ему интересно. И несмотря на то что ему 84, а по существующим традициям стариком его можно считать уже по крайней мере лет 20, видно, что старость настигла его совсем недавно.| Я вспомнил, как писал о нем Валентин Катаев: «Старость ли это? Никак не старость, а, скорее, какая-то устоявшаяся, многолетняя зрелость».| Когда друзья помогают ему одеваться перед прогулкой, видно, что он внутренне против этого протестует и говорит мне, человеку новому: — Слюнявчики на меня надевают, а? Поверьте — в вашем возрасте со мной этого не было.| Этот, без сомнения, самый старый русский писатель избежал дряхлой старости, немощной и сгорбленной.| Когда беседовал он со мной и с теми людьми, что гостили у него, чувствовалось, что он даже крепче нас, молодых или пожилых, крепче и в чем-то сильней. И в словах, которые он сказал, адресуясь к одному молодому поэту, звучала не стариковская горечь, а Чуковский смех: — Лучше быть юным поэтом, подающим надежды, чем старым, не оправдавшим их.}} | | {{цитата|автор=У старого сказочника / Ю. Коваль ; Детская литература. 1966. № 4 |Чуковский — огромный старик. Старик в каком-то крепком, мощном значении этого слова.| О старости он говорит часто, словно рассматривает новую, неведомую еще страну, постигать быт и законы которой ему интересно. И несмотря на то что ему 84, а по существующим традициям стариком его можно считать уже по крайней мере лет 20, видно, что старость настигла его совсем недавно.| Я вспомнил, как писал о нем Валентин Катаев: «Старость ли это? Никак не старость, а, скорее, какая-то устоявшаяся, многолетняя зрелость».| Когда друзья помогают ему одеваться перед прогулкой, видно, что он внутренне против этого протестует и говорит мне, человеку новому: — Слюнявчики на меня надевают, а? Поверьте — в вашем возрасте со мной этого не было.| Этот, без сомнения, самый старый русский писатель избежал дряхлой старости, немощной и сгорбленной.| Когда беседовал он со мной и с теми людьми, что гостили у него, чувствовалось, что он даже крепче нас, молодых или пожилых, крепче и в чем-то сильней. И в словах, которые он сказал, адресуясь к одному молодому поэту, звучала не стариковская горечь, а Чуковский смех: — Лучше быть юным поэтом, подающим надежды, чем старым, не оправдавшим их.}} |