Чуковский Корней Иванович: различия между версиями

В 1918 году появился новый масштабный проект А. М. Горького - издательство «Всемирная литература». Его задачей было знакомство читателей с лучшими произведениями мировой литературы XVIII-XX веков. Каждый том сопровождался вступительными очерками, примечаниями, библиографическими справками. В издательстве имелись китайский, монгольский, арабский, персидский отделы, впоследствии выпускалась серия «Детская литература», появились собственная библиотека и студия подготовки переводчиков.  Оно просуществовало шесть лет (до 1924 года), но активную деятельность вело в первые три года. Чуковский участвовал в его работе с 1918 года, выполнял переводы (О. Уайльда, О. Генри, У. Уитмена), в том числе переводы-адаптации для детей («Занимательный Мюнхаузен» Э. Распе, «Слоненок» Р. Киплинга), составлял к изданиям предисловия и комментарии, был одним из руководителей англо-американского отдела издательства, студии детской литературы и художественного перевода, наряду с М. Горьким м А. Блоком состоял в поэтической коллегии. В работе издательства активно принимали участие Е. Замятин, А. Волынский, Н. Гумилёв, А. Левинсон, М. Лозинский, Е. М. Браудо. В англо-американской секции были изданы, как в новых, так в старых, но заново отредактированных переводах Джордж Байрон, Чарльз Диккенс, Сэмюэл Кольридж, Джек Лондон, Джозеф Конрад, Эдгар По, Роберт Саути, Вальтер Скотт, Эптон Синклер, Марк Твен, Уолт Уитмен, Оскар Уайльд, Герберт Уэллс, Бернард Шоу.

Два лета подряд, в 1920 и 1921 годах, Чуковский  от имени Петроградского ДИСК организовывал проживание деятелей искусств в Псковской губернии, близ города Порхова. Идея Чуковского была в том, чтобы создать временное организованное поселение в сельской местности - там, где легче выжить в те времена, «когда голод подступает всё злее». Объединение нескольких десятков людей позволяло, во-первых, придать этому явлению официальный характер, во-вторых, так было проще договориться о снабжении голодных горожан, чем если бы они приезжали поодиночке. Поселение участники называли распространенным в то время словом «колония», не имевшим негативного смысла, себя - колонистами. Во многом это действительно было так: многие питерцы впервые столкнулись с работой на земле, сельская глубинка была для них настоящей «терра инкогнита». В число колонистов входили писатели Михаил Зощенко, Евгений Замятин, поэты Осип Мандельштам и Владислав Ходасевич, переводчик Михаил Лозинский, художник Мстислав Добужинский и многие другие творческие умы России, оценившие идею Чуковского. Желающих было много, вместо одного поселения возникло два - «Холомки» и «Бельское Устье». Чуковский проявил себя как незаурядный организатор: добывал все необходимое для жизни колонистов (пайки, лошадей и корм для них, снаряжение и пр.), читал лекции, чтобы задобрить местное начальство. Колонисты устраивали театральные представления для местного населения. Корней Иванович спас от голодной смерти и свою семью, и других обитателей колонии, но это стоило ему отказа от занятий литературным трудом. «Я стал форменным приказчиком Колонии... Я ничего не пишу», - признавался он в дневнике.

Одновременно с выходом новых произведений и переизданием «Крокодила» к сказкам Чуковского начинают возникать претензии. Вопросы воспитания детей, детского чтения и литературы были вопросами государственного уровня. Уже в 1921 году был создан целый научный институт по этому направлению. Ведутся жаркие споры, какой должна быть детская литература, брать ли что-то от «старого мира». Постепенно сформировались примерные критерии новой детской литературы - правильная идеология, правильные темы, связанные с этой идеологией, правильные главные герои и обязательная воспитательная функция как источник творчества, а не как его попутчик. Чуковский же по-прежему придерживался давно выработанного им подхода - литература не может служить только для  агитации, это делает литературу нелитературой. Неудивительно, что скоро в сказках стали обнаруживать признаки буржуазности. В «Мойдодыре» усмотрели непочтительность к рабочей профессии («А нечистым трубочистам — стыд и срам»). Вопросы к Чуковскому  касались не только идеологической части. Первоначально предполагалось, что в новую литературу для детей не войдут «старорежимные» литературные формы, в том числе сказки волшебного направления, которые «обманывают» читателя. Мистическая сказка, не связанная с новыми актуальными темами, стала рассматриваться как «тормоз в развитии материалистического мышления». Отсюда и сомнения о том, допустимо ли наделять человеческими чертами животных и предметы, и обвинения в отношении ненаучности произведений Чуковского, которые дают «неправильное представление о мире животных и насекомых». Материалистическая «элементарная эпоха» перестала нуждаться не только «в Достоевских», но и в простом волшебстве.

Постепенно детские произведения Чуковского стали исчезать сначала из списков произведений, рекомендуемых к чтению (1925), а потом из рекомендуемых к публикации (1927). Не увенчались успехом попытки Чуковского объяснить, что ничего буржуазного в его произведениях нет, что они основаны на общегуманистическом посыле, что события в них таковы, что не стоит их переносить в современные реалии (например, Крокодилу вовсе не следует глотать советского милиционера, пусть это будет царский городовой). В защиту произведений Чуковского было направлено коллективное письмо, подписанное в том числе Маршаком, Зощенко, Тыняновым, Жидковым, но это не помогло. Не помог, а может быть, и усугубил разногласия личный разговор с Надеждой Крупской — вдовой первого руководителя СССР В. И. Ленина. Надежда Константиновна курировала вопросы пролетарского, коммунистического воспитания детей, участвовала в формировании новой системы образования и считала, что литературы без педагогики быть не может. Чуковский же полагал, что педагоги не должны диктовать писателям, что и как им писать. Кроме того, в 1926 году старшую дочь Чуковского - Лиду приговорили к трехлетней высылке из Ленинграда в Саратов. Прчина - обвинение в составлении антисоветской листовки. Сама Лидия Корнеевна поясняла, что не имела отношения к этой злополучной бумаге. Эту картину можно было представить как то, что у писателя, игнорирующего обязательные критерии правильных произведений для детей, вырос ребенок, не воспринимающий ценности нового государства.