Шолохов Михаил Александрович: различия между версиями

В 1926 году Шолохов начал писать «Тихий Дон». Четырехтомная эпопея была завершена им только в 1940 году.  

С глубочайшей искренностью и страстной убежденностью Михаил Александрович, выступая на Втором Всесоюзном съезде советских писателей, сказал: «Злобствующие враги за рубежом говорят, будто бы пишем мы по указке партии. Дело обстоит несколько иначе: каждый из нас пишет по указке своего сердца, а сердце наше принадлежит партии и родному народу, которым мы служим своим искусством».  

И Андрей Соколов делает еще большее. Для того чтобы «маленькая птаха» никогда больше не вздыхала, он объявляет мальчику, что он—то и есть его отец, которого считали погибшим.  

Бережное выхаживание молодых весенних ростков, стремление ничем не затемнить мира детской души составляет один из характернейших ведущих мотивов, настойчиво повторяющихся на протяжении всего произведения Шолохова. В полную сипу проявляется это в святой лжи Соколова, которая, в сущности, сразу же перестает быть ложью: не только мальчик поверил в то, что Соколов взаправду его отец, но и сам он тут же и навсегда стал ощущать малыша своим доподлинным сыном.  

Писатель Михаил Шолохов в житейском обиходе в совершенстве владеет искусством слушать. Шопохов не задает вопросов. Меткой репликой, улыбчивой шуткой он создает вокруг себя атмосферу тепла и искренности, умеет повернуть разговор так незаметно, тактично, без малейшего нажима, что люди и не спрошенные  рассказывают сами все, его интересующее.  

Поразительно, что Михаил Александрович почти никогда этих бесед не записывает. В рабочем обиходе писателя отсутствует традиционная «записная книжка». Феноменальная память и «абсолютный слух», редкостная чуткость художника и несметное богатство изобразительных средств позволяют ему воспроизвести в своих книгах думы и душу народа.  

С большой художественной силой живописует Шолохов природу родной земли, радость общения человека с природой, как источником жизни, чувство родственной близости к ней. Его герои бездумно наслаждаются природой, как собственным свободным дыханием. Григорий Мелехов лежит, широко раскинув ноги, опершись на локти, и жадными глазами озирает повитую солнечной дымкой степь. Долго бездумно следит он за косым полетом ястреба, преследующего какую-то крохотную птичку, за орлом, гордо парящим над небосклоном, «за легким покачиванием багряно-черного тюльпана, чуть колеблемого ветром, блистающего яркой девичьей красотой. Тюльпан рос совсем близко, на краю обвалившейся сурчины. Стоило лишь протянуть руку, чтобы сорвать его, но Григорий лежал не шевелясь, с молчаливым восхищением любуясь цветком и тугими листьями стебля, ревниво сохранявшими в складках радужные капли утренней росы...»  

Изображая жизнь без прикрас, подчас жестокую и драматическую, писатель-человеколюб не акцентирует жестокость натуралистическим описанием или сентиментальным вздохом. Зато как любовно, красочно, широко описывает художник благородное, лучезарное, истинно человеческое, которое находит и извлекает на свет из «душ золотых россыпей» своих героев. Сколько доброты, ума, открытого сердца в словах и поступках простых людей даже в маленьких, «проходных» эпизодах. Остро осознаваемая общественная потребность находила отклик в творческих устремлениях Шолохова. Коллективизация затрагивала и его лично не только как писателя и гражданина, но и как человека, выросшего и живущего в казачьей станице. И он писал «Поднятую целину» не только потому, что его поражали драматизм, историческая значимость происходящего, но и по внутренней, глубоко человеческой потребности помочь многим обрести верную дорогу, облегчить рождение в муках нового. И может быть, высшей наградой для писателя было то, что первая книга «Поднятой целины» рассыпалась в местные организации наряду с партийными директивами и указаниями.