Шолохов Михаил Александрович: различия между версиями

Шолохов Михаил Александрович (посмотреть исходный код)

Версия от 04:12, 3 января 2023

5127 байт убрано ,  3 января 2023
→‎Михаил Шолохов / Биография
Строка 173: Строка 173:
Со страниц каждого произведения художника-гуманиста как бы звучит его призыв: внимательно, чутко приглядитесь к человеку, к самому сокровенному человеческой души, к человеческим страданиям и горестям; любите простого человека из народа, сумейте разглядеть его благородство, доброту его сердца, чувство справедливости и правды, которые живут в нем неугасимо даже тогда, когда скрыты под толстой корой грубых и жестоких нравов, привитых ему веками проклятой старой жизни в нужде и неволе.  
Со страниц каждого произведения художника-гуманиста как бы звучит его призыв: внимательно, чутко приглядитесь к человеку, к самому сокровенному человеческой души, к человеческим страданиям и горестям; любите простого человека из народа, сумейте разглядеть его благородство, доброту его сердца, чувство справедливости и правды, которые живут в нем неугасимо даже тогда, когда скрыты под толстой корой грубых и жестоких нравов, привитых ему веками проклятой старой жизни в нужде и неволе.  


Зоркий писатель-реалист явился из самой гущи жизни, полной бесконечного многообразия, пришел с огромным запасом волнующих переживаний, с глубокой и тревожной мыслью. Он с изумительной щедростью развернул перед нами несметные новые богатства. Новые — ибо Шолохов обо всем сумел сказать по-новому. Даже о любви, которую тысячи писателей и поэтов всех времен и народов воспели во всех ее гранях и нюансах даже о ней Шолохов рассказывает нам по-новому, по-шолоховски...  
Зоркий писатель-реалист явился из самой гущи жизни, полной бесконечного многообразия, пришел с огромным запасом волнующих переживаний, с глубокой и тревожной мыслью. Он с изумительной щедростью развернул перед нами несметные новые богатства. Новые — ибо Шолохов обо всем сумел сказать по-новому. Даже о любви, которую тысячи писателей и поэтов всех времен и народов воспели во всех ее гранях и нюансах даже о ней Шолохов рассказывает нам по-новому, по-шолоховски... Незабываемая Аксинья. из «Тихого Дона»... неграмотная женщина, забитая и униженная варварской жизнью дореволюционного казачества.
 
Незабываемая Аксинья. из «Тихого Дона»... неграмотная женщина, забитая и униженная варварской жизнью дореволюционного казачества.
 
Несравненны по силе изображения и лирического звучания даже самые маленькие психологические зарисовки. Вот сценка, которой завершается одна из глав восьмой части «Тихого Дона». После смерти Натальи, жены Григория Мелехова, Аксинья взяла их детей к себе. Детей, к которым она недавно так ревновала Григория...
 
Здесь и сила любви женщины, и ее горе, одинокой и покинутой, и заливающая сердце нежность к детям любимого человека... Её счастье, такое желанное и необходимое, кто-то все время отбирает, и она не может сдержать рыдании, которые дадут ей хоть небольшое облегчение. Но и поплакать свободно нельзя: покой детей дороже...
 
С особой нежностью и поклонением Шолохов рисует образ матери. Замечательные зарисовки материнской любви в его романах поднимаются до уровня вершинных произведений мировой литературы. Можно ли забыть потрясающие слова о матери, перебирающей белье убитого сына, обливающей слезами привезенную с фронта рубаху... Мать Бунчука восемь лет не видела своего Ильюши. «Спотыкаясь, он шел к ней, видел, как мать качнулась от его крика, как от удара, хотела, видно, бежать, но силы изменили, и она пошла толчками, будто преодолевая сопротивление ветра. Бунчук подхватил ее, уже падающую, целуя маленькое сморщенное лицо, потускневшие от испуга и безумной радости глаза...»
 
С большой художественной силой живописует Шолохов природу родной земли, радость общения человека с природой, как источником жизни, чувство родственной близости к ней. Его герои бездумно наслаждаются природой, как собственным свободным дыханием. Григорий Мелехов лежит, широко раскинув ноги, опершись на локти, и жадными глазами озирает повитую солнечной дымкой степь. Долго бездумно следит он за косым полетом ястреба, преследующего какую-то крохотную птичку, за орлом, гордо парящим над небосклоном, «за легким покачиванием багряно-черного тюльпана, чуть колеблемого ветром, блистающего яркой девичьей красотой. Тюльпан рос совсем близко, на краю обвалившейся сурчины. Стоило лишь протянуть руку, чтобы сорвать его, но Григорий лежал не шевелясь, с молчаливым восхищением любуясь цветком и тугими листьями стебля, ревниво сохранявшими в складках радужные капли утренней росы...»
 
Это бодрящее, оздоровляющее чувство природы пронизано у Шолохова глубокой человечностью. Любовь к земле, к травам, к красоте окружающего мира неразрывна с чувством Родины. «В чужих краях и земля и травы пахнут по-иному...» «Степь родимая! Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донская, казачья, нержавеющей кровью политая степь!»




Строка 202: Строка 190:
Искусное переплетение общественно-политических страстей и конфликтов с личными столкновениями людей, их интересов и судеб дано в романах Шолохова с такой гармонической стройностью, с таким непревзойденным сюжетным мастерством, что изображение событий доводится до предельного напряжения. Достаточно, к примеру, вспомнить, какой многосложный узел социального и личного завязан художником в «Поднятой целине» вокруг Луши Нагульновой: Макар — Луша — Давыдов — Тимофей. Или эпизод, когда Яков Островной в своем белогвардейском ожесточении убивает голодом родную мать. И все это показано с предельной простотой, без малейшей тени искусственности, без какого-либо нажима на воображение читателя. Это естественное течение самой жизни, ее правды, ее закономерной неизбежности.  
Искусное переплетение общественно-политических страстей и конфликтов с личными столкновениями людей, их интересов и судеб дано в романах Шолохова с такой гармонической стройностью, с таким непревзойденным сюжетным мастерством, что изображение событий доводится до предельного напряжения. Достаточно, к примеру, вспомнить, какой многосложный узел социального и личного завязан художником в «Поднятой целине» вокруг Луши Нагульновой: Макар — Луша — Давыдов — Тимофей. Или эпизод, когда Яков Островной в своем белогвардейском ожесточении убивает голодом родную мать. И все это показано с предельной простотой, без малейшей тени искусственности, без какого-либо нажима на воображение читателя. Это естественное течение самой жизни, ее правды, ее закономерной неизбежности.  


Изображая жизнь без прикрас, подчас жестокую и драматическую, писатель-человеколюб не акцентирует жестокость натуралистическим описанием или сентиментальным вздохом. Зато как любовно, красочно, широко описывает художник благородное, лучезарное, истинно человеческое, которое находит и извлекает на свет из «душ золотых россыпей» своих героев. Сколько доброты, ума, открытого сердца в словах и поступках простых людей даже в маленьких, «проходных» эпизодах. Остро осознаваемая общественная потребность находила отклик в творческих устремлениях Шолохова. Коллективизация затрагивала и его лично не только как писателя и гражданина, но и как человека, выросшего и живущего в казачьей станице. И он писал «Поднятую целину» не только потому, что его поражали драматизм, историческая значимость происходящего, но и по внутренней, глубоко человеческой потребности помочь многим обрести верную дорогу, облегчить рождение в муках нового. И может быть, высшей наградой для писателя было то, что первая книга «Поднятой целины» рассыпалась в местные организации наряду с партийными директивами и указаниями.  
Изображая жизнь без прикрас, подчас жестокую и драматическую, писатель-человеколюб не акцентирует жестокость натуралистическим описанием или сентиментальным вздохом. Остро осознаваемая общественная потребность находила отклик в творческих устремлениях Шолохова. Коллективизация затрагивала и его лично не только как писателя и гражданина, но и как человека, выросшего и живущего в казачьей станице. Он писал роман «Поднятая целина» не только потому, что его поражали драматизм, историческая значимость происходящего, но и по внутренней, глубоко человеческой потребности помочь многим обрести верную дорогу, облегчить рождение в муках нового. И может быть, высшей наградой для писателя было то, что первая книга «Поднятой целины» рассыпалась в местные организации наряду с партийными директивами и указаниями.  




Источник — https://prodetlit.ru/index.php/Служебная:Сравнение_версий/32364

Навигация